Свободен по собственному желанию

Журналисту позвонили прохожие, мол на 32 квартале на улице лежит безногий мужчина. И вправду, на земле под палящим солнцем, скрытые войлочным грязным одеялом угадывались очертания человека. Рядом стоял небольшой тазик, наподобие тех, что ставят дворовым собакам, в мутной воде  плавала размякшая корка хлеба. В ответ на приветствие одеяло зашевелилось и показалось морщинистое, прокопченное дочерна лицо. Из тех, по которым сложно определить возраст: можно дать от пятидесяти до семидесяти.

Общение с Борисом Васильевичем выявило вселенскую обиду, которую он питает ко всему миру.

— Все вы сюда приходите и расспрашивает что, да как. А помочь никто не хочет, одни слова. Вот возьми меня к себе домой, раз ты такая умная! 

Удручающее впечатление производило то, как он старался спрятать руки: обезображенные непонятным недугом, распухшие, неестественно красные с лоскутами облезлой кожи. Человек, для которого стол и отхожее место естественнейшим образом являются одним целым, стесняется собственных рук – это выглядело жалко и горько.                 

Борис Васильевич  наотрез отказался обсуждать причины, которые привели его к такому образу жизни и в силу каких обстоятельств он лишился ног. Однако, мужчина был невероятно возмущен, когда автор имел неосторожность цинично выразиться, что ему уже терять собственно нечего. 

— Как нечего! Кто это сказал?! Ты что считаешь, что я конченый человек? 

Правда убедительных доводов, подтверждающих обратное, у респондента-маргинала не нашлось, и он обиженно спрятался под одеяло, причитая, как же он устал и как мечтает, чтобы его оставили в покое. Выманить его наружу смогла жительница соседнего дома, принесшая Борису Васильевичу в чашке от «доширака» бульон. Он откуда-то из складок  своего укрытия вынул ложку и стал хлебать, часто склоняя над посудиной пыльные, свалянные волосы. Зрелище, конечно, еще то…

Жильцы дома, рядом  с которым поселился бомж, имеют по этому поводу разные мнения. Кто-то безразлично пожимает плечами, мол пусть живет, жалко что ли. Кто-то подкармливает инвалида и приносит из дома подушки, а некоторым присутствие этого человека в тягость.

— Невозможно открыть форточку, — жалуется старшая по дому Лидия Криволоцкая, — постоянно несет в квартиру смрад. Вечером собираются алкаши возле него, приносят выпивку и галдят до глубокой ночи. Вызываем полицию, приезжает патруль, разгоняет это сборище, но через полчаса они снова тут как тут. Я несколько раз обращалась в социальный отдел, дважды его забирали, но спустя несколько месяцев он вновь появляется возле нашего дома.

По этому поводу более подробные комментарии дала заместитель начальника отдела занятости и социальных программ Алия Кондубаева.

— С 2010 года мы пытаемся помочь Неверову обрести кров над головой и обеспечить человеческие условия существования, сотрудники соцотдела дважды восстанавливали ему документы и определяли  в дом инвалидов в г.Жезказган. Первый раз его оттуда отчислили за неприемлимое поведение, второй раз он сам написал отказную расписку. 

Под неприемлимым поведением подразумевалось распитие алкоголя в доме инвалидов, за которым он посылал ходячих подопечных, а отказ от нахождения в стенах дома инвалидов был мотивирован недостаточным уходом, в частности были озвучены такие претензии, как слишком жидкий суп в столовой. В какой-то момент время инвалида без определенного места жительства забрали прихожане Храма Бога Живого и отвезли в приют, расположенный в поселке Шашубай, но и там он надолго не задержался. Прошлую зиму Борис Васильевич провел в городской больнице, там часто находят спасение представители социально опустившейся категории людей с увечьями, не позволяющими им находиться в приюте для бомжей. Весной его выписали и он вернулся в полюбившийся двор.

Алия Бейсембековна объяснила, что и сейчас работники соцотдела озабочены судьбой Бориса Неверова, ведь зима не за горами, до этого момента его нужно снова отправить в дом инвалидов, на что он, к счастью, согласен. Предстоит восстанавливать все документы, где-то его прописывать, снова оформлять инвалидность…А пока деть его некуда. 

Как все начиналось  

А начиналось все до банального просто: жил обычный человек, работал в геологии, жена, дети – все как у всех, выпивал как все. Со временем выяснилось, что чуть больше чем все. Потом, чтобы работа не мешала пьянству, избавился от работы, следом, по этому же принципу – от семьи. Незаметно для себя пропил жилье и стал бомжевать. В одну зиму спал на улице и обморозил себе ноги ( как раз в том дворе, где он живет сейчас), конечности пришлось ампутировать. Сын ( ставший к тому моменту уже взрослым) сжалился над ним и поселил у себя. Непостижимым образом папаша ухитрился пропить и квартиру сына, выменяв документы на квартиру на алкоголь и поставив свою  подпись где нужно. Рассчитывать на понимание сына в этом случаем было бы глупо и Неверов-старший снова оказался на улице. Дальнейшая история изложена выше – три года разные люди пытались устроить судьбу этого человека, но безуспешно. Тяга к алкоголю сильнее, чем инстинкт самосохранения. Похоже, что жить на улице, как собака, но при этом иметь возможность выпивать — предпочтительнее, чем сдерживать себя в достойных условиях. Хотя этому можно найти гораздо более поэтичное обоснование: зато человек свободен от любых рамок и условностей. Но как это не назови, смрадное лежбище бомжа в жилом дворе – это вопиющее безобразие, несущее психологические и физические (неизвестно что за зараза живет  в нем и в его товарищах, возможно даже передающаяся воздушно-капельным путем) неудобства. И если уж в гуманном государстве эвтаназия не практикуется, то придется его снова мыть, переодевать и везти в надлежащее место, не для того горожане платят налоги в городской бюджет, чтобы каждый день созерцать  эту неприглядную картину.